Ну что, друзья, ниже долгожданный рассказ про встречу с нашей младшей дочкой Валери. Мужчинам читать не советую, слабонервным тоже. Слабонервных же мужчин в принципе не переношу и прошу мудро самоликвидироваться.
Если кто не в курсе, то когда я ждала Коринн, то благополучно доковыляла до 42-й недели и потом, по совету одной очень мудрой девушки, постаралась убедить свою красавицу появиться уже на свет без всяких там медицинских вмешательств, что старшая дочка послушно и сделала. Собственно, этим можно определить ее характер – с Коринн всегда можно договориться, если хорошенько объяснить, что и как.
Когда же наступила 39-я неделя второй беременности, то я, памятуя первый опыт, попыталась наладить диалог с Валери. «Ты это, сиди там пока, – доверительно попросила я, – у мамы образовалась куча дел на этой неделе. Дай еще пару деньков пожить как человек, а?» Крошка покивала, задумчиво пососала палец и немедленно начала рождаться. Потом перестала. Потом снова начала. После двух дней тренировочных схваток я уже была готова на все, лишь бы как-то ускорить процесс. В больнице, к слову, мы тоже поимели всю эту неопределенность в полном размере. Схватки как бы есть, но вроде как и нет. Эпидуралку дали и отобрали. На мониторе ничего, а боль адская. В об щем, про характер нашей девочки-водолея я все поняла: цирк «Дю солей», и у меня билеты в первом ряду. Крепимся и держим строй, друзья.
Начиная с шестого месяца, меня очень мучал вопрос: делать анестезию или справиться, как и в первый раз, своими силами? Смущало и то, что мои акушерки не сильно приветствовали вот это все, вновь усиленно продавая мне идею естественных родов. В растрепанных чувствах я позвонила одной из своих голландских подруг, попросив совета.
«Ты еще сомневаешься? Так, бери ручку, записывай, – деловито сказала она и стала медленно диктовать по-голландски: “Мефрау, я вам не корова в стойле, чтобы рожать без обезболивающего, поэтому я требую эпидуральную анестезию, и немедленно!”. И повторяй это как заведенная, пока не добьешься своего, поняла? Все».
В общем, день и час икс, наконец, настали и мы стали готовиться выезжать в больницу. И в дверь вдруг звонят. Оказалось, это пришла наша новая уборщица, про которую мы совсем забыли. И пока Адри, как я думала, избавлялся от тела под благовидными предлогами, я скрипела зубами наверху, упершись руками в стенку. Прошло пять минут, десять… «Дорогая, – послышался спокойный голос мужа, – ты не против, если мы поднимемся и я покажу Камилле ванну, а также подробно объясню, как именно следует оттирать кафель в душе?». Вместо того чтобы отправить девушку домой и везти жену в роддом, Адри неторопливо проводил ей экскурсию по дому! Я понимала, что надо беречь силы, и что если я сейчас убью мужа и его уборщицу в душе, то везти меня в больницу будет некому, и даже на родильную горячку это свалить не удастся. Поэтому я лишь тактично проорала из спальни: «Ты что… совсем уже (далее неразборчивый набор звуков), убери ее… отсюда и поехали!”.
Постфактум скажу, что не так уж он был не прав. Потеряли мы минут пятнадцать, зато вернулись с малышкой в сверкающий чистотой дом. Но в тот момент сил оценивать блестящий стратегический ход у меня не было.
В первый раз он тоже, кстати, отличился. Только ждала тогда я внизу, а он носился по лестнице из спальни и обратно, допрашивая меня: «Ну что, в этом свитере ехать? Ты как считаешь? Мне идет? Или переодеться?»
В больницу мы приехали около десяти утра и немедленно начали выпрашивать эпидуральную анестезию. Но в Нидерландах быстро ничего не случается, и мне следовало помнить об этом с самого начала. Сначала акушерка обсудила этот вопрос с врачом. Затем он пришел ко мне в палату лично убедиться, что анестезия мне необходима. Затем подробно рассказал о ее рисках. Потом, согласно протоколу, мне делали ЭКГ плода (около сорока минут) и подключали меня к разным капельницам («Ой, простите, опять не попала, у вас плохие вены, попробуем другую руку»). Затем договаривались с анастезиологом и ждали его подтверждения. И, наконец, повезли меня в операционную на другой этаж (покатушки со схватками – еще то удовольствие). И там снова ждали явления врача народу. Потом они снова втолковывали мне про то, как это все опасно и нежелательно. Все вместе – около трех часов.
К чему жизнь меня точно не готовила, так это к тому, что до спасительного укола было необходимо присоединить электроды к головке ребенка. После пяти минут попыток, а по ощущениям – вечности диких мучений, доктор пробормотал что-то про провода, вызвав у меня приступ истерического смеха. “Адри, – булькала я по-русски, вытирая слезы, – он что не те провода с собой принес? Это что, с…ка, кабель от домашнего интернета его, что ли? Он, может, восьмой сезон «Игры престолов» собрался смотреть на родильном мониторе?”. Медицинская команда, к счастью, приняла мое шизофреническое веселье за позитивный настрой и даже похвалила меня за выдержку и стойкость, показав большой палец. В итоге интернетное оптоволокно заменили нормальным проводом, все, что надо и куда надо, подключили и, наконец, отвезли меня в операционную.
Там какое-то время опять ждали. Мне было очень больно и нужна была какая-то точка концентрации, каковой и стал явившийся мне в снопе света анестезиолог.
«Слушай, – прошипела я доверительно мужу между схватками, – а врач такой прямо симпатичный. На Марка Грина из “Скорой помощи” похож, скажи? И высокий такой… Смотри, кольца на пальце нет…»
«Вколите моей жене, наконец, успокоительное или что там у вас принято, – занервничал Адри, – вы что, не видите, ей плохо, она заговаривается уже…»
Я теперь все поняла про образ мужчины-спасителя и про то, почему женщины зачастую влюбляются в своих врачей независимо от их специализации. В моем сознании голландский Марк Грин прискакал на белом коне со шприцем наперевес и избавил меня от страданий – вполне достойный повод, чтобы вручить ему свое сердце.
К сожалению, мое счастье продолжалось недолго. Кайфовала я около часа. После чего врач, заученно улыбаясь, обьявил мне, что родовая деятельность слабая и что надо стимулировать. А так как события, скорее всего, будут развиваться быстро, анестезию они отключили уже сейчас.
Тут я вспомнила совет подруги и начала мычать что-то о том, что я не корова и так далее, но мое блеяние не вызвало живого интереса у медицинской команды.
Далее пунктиром: анестезию дали в час дня, отключили в два и тут же поставили капельницу с окситоцином. Он, как это часто бывает, вызвал так называемый weeenstorm, в буквальном переводе «шторм схваток». Это очень точное определение тому, что происходит женщиной при стимулировании родовой деятельности. Меня швыряло по этому морю боли еще два часа и только голос Адри, повторяющий: «Держись за меня, держись за меня» помогал иногда выныривать на поверхность…
В пятнадцать минут пятого я, наконец, заглянула в бездонные глаза своей младшей девочки. И снова папина дочка!ф Адри ведет: 2 : 0! Коринн мы назвали в честь моей любимой свекрови. Младшая же получила имя моего папы. Папа у меня очень щедрый человек и поделился им с удовольствием)) Правда, Адри снова настоял на втором имени, таком же, как у сестры. И так в этот мир пришла Valerie Victoria Hoogland.
Через полтора часа я встала и приняла душ, через три – уже была дома и показывала малышке ее новую комнату.
Коринн замечательно приняла сестренку и с удовольствием помогает мне ухаживать за малышкой.
(Продолжение следует.)
Для того чтобы оставить комментарий, пожалуйста, войдите или зарегистрируйтесь.